"Признание в любви": Вутай

[Crossover]

Название: Вутай
Автор: berezis
Пэйринг: Ценг/Язу
Рейтинг: G
Предупреждение:что получилось.

Читать дальше

Вутай- самая прекрасная в мире страна. Страна древняя, полная загадок и чудес. Приветливая и гостеприимная к гостям, а порой и снисходительная. Не прячущая свои тайны специально, а даже не намекающая на них.
Ценг гордился тем, что является вутайцем. Да, он служил Шинре, но при всем при том, он был вутаец, гордясь этим, спокойно, для себя.
Он знал, что является безупречным сотрудником. Точным, понимающим высказанные и невысказанные приказы. И был тем, кто может выполнить любой приказ.
Три кита истинного горца- абсолютная память, что позволяла его предкам не путаться ни в одном лабиринте пещер, ничего не упускающие органы осязания и умение сконцентрироваться, собраться пулей, зарядом для одной цели- были прекрасным средством для этого. Да, его шлифовали и обучали быть идеальным Турком, но и исходная заготовка была хороша.
Вот только…В жизни каждого уважающего себя вутайца всегда есть также место любви! Это может быть жена, которую ты добивался годами и прожил с ней в любви и согласии долгие-долгие годы; или хрупкая фигурка похищенной спонтанно красавицы, которую ты потом убьешь из ревности и сам проткнешь сердце тем же кинжалом на ее могиле. Это может быть безумная погоня за однажды увиденным горячим взглядом незнакомки или букет из всех цветов Вутая, собранный твоими друзьями и кланом за одну ночь. Словом, это должно быть нечто страстное, необычное и роковое…Даже если у тебя была много интрижек- должно быть нечто, та память, при котором твое сердце сожмется так, что выражение твоего изменившегося при роковом воспоминании лица должно засвидетельствовать- такая любовь была.
Иначе- ты мужчина или евнух?!
Не рыбья ли кровь течет в твоих жилах- или чистый огонь, как подобает вутайцу?
Любовь вутайца- пьянящее вино, красное, как кровь, а ведь на вкус холодное, как ночь Вутая…
Если подойти к делу отстраненно, то Ценг и искал такую любовь. То, что ему было приятней заглядываться на прекрасных юношей, а не на прекрасных девушек, было небольшим нюансом. Слово «красота» в оценке было решающим. Предмет твоей любви, вне зависимости от его пола, должен вызывать завистливые вздохи и уважительное покачиванье головы, но уж точно не недоуменное пожатие плеч. Возлюбленный-юноша, это пикантная "изюминка", приправа, выбор которой твое личное дело. Ценгу казалось однажды, что он встретил того, кто…
Но Ценг был верен. Его верность Шинре была остовом, центром, вокруг вращалось все. И он был достоин того доверия, которое оказал ему старый Шинра, оставивший свое завещание в его руках. И был достоин доверия нового-Руфуса, что не имел от него секретов, от самых жестких своих планов до пикантного, смущающего молодого хозяина пустячка, за который, впрочем, Руфус бы убил бы любого другого.
Время шло. Иногда, чаще всего, Ценг и забывал о том, что должен настоящий вутаец. Руфус был игроком, удачливым, умным и холоднокровным, но самому удачливому игроку подстраховка все равно требуется круглые сутки.
Команда Ценга- ею можно было гордится, но имея в свом подчинении такую своенравную и хитрую свору, как хитрую проныру лисицу Рено, насмешливую кошечку, что очень любит ходить на бесшумных подушечках, но никому не даст забыть о себе, Елену да молчаливого безжалостного волка Руда, уже нельзя было иметь такую роскошь, как спокойное время. Можно было иметь время ожидания. Или время перестрелок. Два состояния, две стороны, словно это была монетка. Вот если подбросишь, а монета боком станет… Спокойное время, это, пожалуй, гурт. Ну, а личное…это было из оперы « если монета зависнет в воздухе». Печально, но Ценг предпочитал смотреть правде в глаза. Так легче заметить подвох.
В этих своих расчетах и мыслях, Ценг забыл, если ты сам не ищешь свою судьбу, судьба ищет тебя. И вот однажды, Руфус послал Ценга расследовать взрыв засекреченной научной базы Шинры, тяжкое, но ценное наследство Ходжо, которое прожило дольше своего творца

Именно там и перехватила судьба Ценга. Серыми глазами, самой изящной фигуркой. И пусть кровь истинного вутайца, горяча, как пламя, у любви Ценга в жилах текло чистейшее серебро, благородная платина, и вспомнил Ценг, что нет слаще вызова для огня, чем металл.
Они называли себя- банда Кададжи. Они искали Мать. Всего-навсего. Она носила имя Дженовы, но это были уже такие мелочи… Они были чудными котятами, белыми, грациозными и пушистыми. Но уже сейчас их коготки стоили много, а в их зеленых глазищах можно было тонуть и не хотеть при этом спастись.
Самоуверенные, как дети, жестокие, как дети, они и были детьми по возрасту. Юные, слепящее юные. Но их тела были уже совершенны, были готовы и к бою, и, может быть , к ночи любви.
Любви. Знали ли эти дети, что это? равнодушные, недоступные, потому что ни в ком и ни в чем не нуждались, недостижимые. Они были умны, но так молоды! Сама их недоступность была вызовом. Их молодость была вызовом для ума- неужели ты не справишься и с этим? Их равнодушие было вызовом для чувств- как будет выглядеть расплавленное серебро, как будут выглядеть эти надменные губы, припухшие от поцелуев?
Когда они бежали с руин лаборатории, захватив байки, Ценг не приказал накрыть их огнем. Он хотел дать, нет, не всем, а одному их них, другой огонь, которой разорвет его изнутри, которому он подчиниться.
«Язу» шепчет Ценг. Это Язу мелькает перед глазами его памяти, когда Ценг, сидя в баре, потягивает вино и вскользь посматривает на искусных танцовщиц. Это Язу смеется, когда Ценг почтительно целует руку очередной леди круга Руфуса. Это Язу молчит, когда Ценг мысленно касается его рукой и тут же тает, убегает, даже не оглядываясь. И Ценг говорит себя, что то, что удалось тени, не удастся оригиналу. Он поймает Язу. Пусть подрастет, познакомиться с реальностью. Иногда Ценг начинал ревновать к той, окружающей его реальности, но в памяти вставало равнодушно-исследовательское выражение лица Язу, тогда он понимал, что пока мальчику не до людей. Не до людей, пока живешь мечтой, не до прочих созданий, когда ищешь одно-единственное, совершенное, но недостижимое.
Как всякий человек Ценг задумывался порой, что бы он мог сделать, сложись его судьба иначе. Может быть, он бы завел, как многие обыватели Мидгара, домик на взморье.
То, что у него нет и не будет на это времени, подсознание игнорировало. Поехать туда вместе с Язу. Гулять по горам, смотреть на огонь в камине. В личной жизни Ценг вел себя иначе, чем на работе; каждому месту свой инструмент. Это не значило, что он старался притворится кем-то, просто ведь не будет разумный человек вести себя с подчиненными, начальством и семьей одинаково. Будь он не начальник Турков в Шинра, он бы уже давно погнался бы за сильверхедом сам, пока не нашел, да не схватил бы в охапку и никуда бы не отпустил. А вот тогда бы и на Побережье…Вдвоем.
Рисуя мысленно себе такую картину, втайне Ценг гордился, что так понимает «своего» красавца. Конечно, сам Ценг жил по законам прагматизма, но был способен оценить другую точку зрения, пока она ему не мешала. Посвятить свою жизнь одной цели, но какой цели! Прекрасная дама…
Да, жестокая, да, недостижимая, что ж, тем достойней цель.
Для Руфуса, который получал- благодаря же Ценгу- полный отчет о своих подчиненных, от психологов и от круглосуточных видеонаблюдений, (исключение могло быть лишь во время проведения секретных операций, не в личной жизни), не было тайной мечта Ценга. И иногда самый гордый Турк ловил на себе взгляд Руфуса- чуть удивленный, чуть заинтересованный. Иногда чуть насмешливый. В последнем случае Ценг внутренне возмущался, пытаясь выбросить это из памяти, но Руфус был единственным, кому бы он это позволил. Да. И никому другому на свете.
Его подчиненные ни о чем не догадывались, так думал Ценг до того дня, когда было принято уничтожить, взорвать этих Шиннетай и Рено, бессердечная язва Рено, перед его носом, выхватил взрывное устройство. И благоразумный Руд не остановил Рено. И вечно любопытная Елена притворилась, что нет ничего необычного и вышла с комнаты.
Ценг не отдал приказа. Он сказал, что надо для Шинра. И произошло то, что должно было быть и не его рука нажала взрыватель.
Шиннетай погибли. Ценг знает, что было на той пленке, что Руд отдал Руфусу.
Там показано распад клеток Дженовы, из которых состояли Шиннетай. На ней умер не свободный боец, а ребенок, обиженный ребенок, потерявший брата и шепчущий, зовущий маму сын, а не рыцарь недостижимого, без страха и упрека.
И Ценг хвалит себя за благоразумие, что не схватил его прежде, что не оказался в унизительной ситуации, когда берешь то, что не может получить уважающий себя человек. И почти примиряется с тем, что, наверно, в его жизни не будет любовной истории. Может быть, судьба решила, что человек, что работал на врагов Вутая, не стоит изображать из себя вутайца больше, чем он заслуживает.
И слова любви « Я люблю тебя, Язу» звучат нереально даже во сне. И даже во сне Ценг верен Шинре, ей одной.
Но когда он изредка по видеофону беседует с родными и те спрашивают, как его дела, и порой, хотя бы шутливо, как дела любовные, Ценг незаметно для себя самого меняется в лице. И ему невдомек, что после разговора с ним, родственники многозначительно переглядываются и согласно покачивают головами. Ценг –вутаец, разве могло быть иначе, говорят друг другу взглядами, но и они, как истые вутайцы, в свою очередь, никогда не спросят ни о чем Ценга.