Вот и мои пять копеек.
Предупреждение: фем.

Сиреневые сумерки обнимали своды полуразрушенной церкви, сгущались по углам, скрывая обломки колонн. Тифа сидела на перевернутом ящике и, теребя волосы, собранные в хвост, смотрела невидящим взглядом в клумбу белых и желтых цветов, выросшую в разломе старых досок пола. Девушку мучила совесть. Каждый день она ругала себя последними словами, тщетно взывала к логике и разуму, больными глазами смотрела на Клауда, но все равно ежевечерне приходила в старую церковь Аэрис. Иногда ей ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить, но друзьям было не до ее душевных терзаний, да и вряд ли она услышала бы в ответ что-то, кроме слова «предательница». Кое-что замечал, кажется, только Винсент, но вот как раз с ним девушке меньше всего хотелось делиться своими переживаниями. Вот и в этот вечер, как обычно, Тифа выскользнула из «Седьмого неба» никем не замеченная.
Когда тишину нарушил уверенный перестук каблуков, Тифа вздрогнула, мгновенно ощутив, как сердце подпрыгнул, но не обернулась.
Через несколько мгновений на плечо ей легла тонкая холеная рука. Тифа повернулась и вскинула глаза. Порывшись в кармане, она вложила в протянутую ладонь маленькую кассету с диктофонной записью.
Скарлетт убрала ее и, чуть склонив голову, коснулась пальцами выреза своего платья. Тифа шагнула ближе, оказываясь вплотную.
Уходя под утро, каждая в свою сторону, они неизменно оставляли за собой смятые цветы. И каждый вечер их встречали снова выпрямившиеся лилии…