для ~Tera

[Crossover]

Название: Однажды вечером в Париже.
фандом: FF XII
персонажи: Баш, Бальфир
рейтинг: G
жанр: АУ

я честно старалась без ангста



После двух недель беспросветного холода и дождей неожиданно вновь потеплело. И небо, еще вчера сплошь затянутое тучами, сегодня стало ясно-голубым - лишь местами с бледными проблесками серого.
И висят в небе – словно украшения на десерте – пенные барашки облаков.
Уже вечереет, небо на востоке постепенно окрашивается нежнейшим розоватым светом.
Уличное кафе полно ветра и запаха жареных каштанов.
Человек, которого все знают лишь под прозвищем «Бальфир», человек с тысячью лиц, журналист-загадка, пьет кофе и разглядывает своего собеседника.
Перебирает в памяти краткие строчки из досье: тридцать шесть лет, уроженец Южной Родезии, что ныне зовется Зимбабве, подозревается в связях с террористическими организациями праворадикального толка, отец погиб во время Второй Чимуренги, мать скончалась от рака, брат – гражданин США, бывший морской пехотинец, сотрудник Центрального разведывательного управления.
Ни одно из этих слов ни в коей мере не отражает подлинную суть человека, сидящего перед ним.

Суть этого человека – глубокое море.
Во время штиля чудится, нет ничего спокойней и надежней этой водной глади, но шторм разнесет тебя в клочья, если вовремя не озаботиться надежным укрытием.

- Это ведь он? – говорит Бальфир, опуская хрупкую чашечку на столь же хрупкое белое блюдце, - Твой брат?
Его собеседник смотрит на спутниковое фото, где при сильном увеличении стали различимы лица группы узников, стоявших во дворе старинной тюрьмы.
- Откуда у тебя это?
- Снимок? От его бывших коллег.
- Зачем ты мне это показываешь?
- Они не будут его вытаскивать, - Бальфир откидывается на спинку плетеного кресла, - Спустя столько лет – зачем? Кому он сейчас нужен?
«Он еще жив, но, наверняка, сущая развалина».
Бальфир не говорит этого вслух. К чему? Они оба отнюдь не наивные дети, им и без слов все ясно.
Ноа Габрант пропал в Афганистане пять лет назад.
Пять лет в тюрьме в таких условиях – здоровье его, наверняка, подорвано безвозвратно.
Баш опускает глаза.
Бальфир разглядывает его: ну, что же возьмет верх – совесть или неприязнь к брату?
- Если б я мог что-то сделать… - говорит Баш, наконец.
- Разве ты не можешь?
- Нужны хорошо подготовленные люди. Нужно оборудование, - милый эвфемизм для слов «вооружение, связь, транспорт», - Нужны деньги.
- Обратись к Солидорам.
- Старик умер. А его сыновьям, я слышал, Ноа и на дух не был нужен.
- Старшим. Тем, которые погибли еще тогда, десять лет назад. Поверь, Вэйн заинтересуется, ему твой брат небезразличен
- Интересно, как ты себе это представляешь? Мне прийти к человеку, который, по слухам, дергает президента США за ниточки, и сказать: приятель, не дашь мне бабок, чтоб я вытащил своего братца из талибской тюрьмы?
- Ну, что ж, - говорит журналист, выдергивая фотографию у него из рук, - Я думал, вдруг для тебя это важно.
Он подзывает официанта, расплачивается, встает – стройный молодой человек в дорогом костюме.
- Мне это важно, - говорит Баш ему в спину, - Очень.
- Ну, так поехали к Вэйну.
- Разве он в Париже?
- Он в Нью-Йорке. Я звонил ему, он выслал за нами самолет.
Баш засовывает руки в карманы.
- Если ты уже связался с ним, то зачем было привлекать меня?
- Я думал, для тебя это важно.

Насколько по-разному можно истолковать эту фразу.

Ведь он твой брат, разве это может быть неважным для тебя? Что ты за человек, если это для тебя неважно?
Но тот, кто скрывается под именем Бальфир, прекрасно знает, что он за человек. Именно этот журналист год назад и вытащил его из тюрьмы, куда Баша отправил– удивительно, не правда ли? - родной брат. Незадолго до своего исчезновения.

Я думал, для тебя это важно.
Я мог бы не сообщать тебе, но сообщил, потому что решил: ты хотел бы знать об этом.
Ведь я уверен, на самом деле ты беспокоишься о брате.
А я беспокоюсь о тебе.

Я думал, для тебя это важно.


Если Ноа жив, и если этот загадочный мультимиллиардер, чье лицо никогда не появлялось на газетных снимках и в телевизионных выпусках новостей, согласится помочь... а впрочем, даже если и не согласится, Баш не собирался бросать брата. Что бы Ноа о нем ни думал, он не предатель.
На Ближнем Востоке есть люди, которые обязаны ему, бойцов и оружие он найдет. Вот транспорт, связь…
Впрочем…
Не в первый раз ему приходится решать нерешаемые в принципе задачи.

Бальфир – тоже задача неразрешимая.
Журналист снова садится, закидывает ногу на ногу. И заходящее солнце путается лучами в его волосах цвета мёда.

- Люблю Париж в это время года, - говорит Бальфир, - Взгляни вокруг.

Но фон Ронсенберг все так же смотрит на фото, сделанное американским спутником несколько дней назад.
На фото, на котором среди заключенных талибской тюрьмы оказался запечатлен и его брат-близнец.
Ноа жив. К этой мысли нужно привыкнуть. И сделать это ой как непросто.
Ноа жив. И его нужно вытаскивать оттуда. Любой ценой.

А Бальфир с удовольствием вдыхает терпкий воздух.

Деревья лишь тронуты осенью. Будто проходя мимо, осень лишь случайно задела их. Все сбрызнуто золотом и киноварью, но не окрашено еще полностью.

«Осторожно, бригада по смене времен года ведет покрасочные работы»

Холодает, но вечер кажется таким же нежно-долгим, как летом.
Вот только будет ли он таким? Световой день стал короче, скоро стемнеет, но вот только думать об этом не хочется.
Не хочется думать о том, что с каждым днем, с каждым часом приближается к тебе зима. И смерть. Всего месяц-другой, и холодное непонимание снизойдет на землю, и деревья уснут мертвым сном. Вот только зачем думать об этом, когда еще вся осень впереди?


- Зачем тебе это? – спрашивает Баш.
- Из этого получится отличная история, - говорит в ответ Бальфир, - О том, как спецслужбы «величайшей в мире державы» бросают своих сотрудников на произвол судьбы.
Легкие жесты, холодный лисий взгляд.
Этот взгляд завораживает.
И не хочется поддаваться. Из простого чувства самосохранения. Бальфира так трудно разгадать.
- Ноа не будет чернить Управление, - говорит Баш, - Даже если они и впрямь его бросили.
- О, да, твой братец – словно герой комикса. Ходячая «честь и совесть». Я знаком с ним. К счастью, наше знакомство было недолгим, но к сожалению – незабываемым. Таких идиотов забыть трудно. Но я и не собираюсь брать у него интервью.
- Соединенные Штаты сейчас очень нервно относятся к подобным выпадам против их спецслужб.
- О, у меня есть поддержка на самом верху. Вэйн разрешил мне об этом написать. Со всеми душещипательными подробностями, кстати. Так что у меня в этом вопросе карт-бланш, друг мой.
- На свете много отличных историй. Почему именно эта?
- Вэйн мой друг, знаешь ли.
- Даже так?
- Удивительно, правда? Как кто-то вроде меня может быть знаком или даже дружить с кем-то вроде него. «Земля и небо никак не могут быть вместе».
Бальфир явно цитирует, но кого?
- Ну, скажем так, - продолжает журналист уже нормальным тоном, – у него была бурная юность, и твой покорный слуга – часть этой юности. О том, что твой брат жив, я узнал совершенно случайно, поверь. Ну и не мог же я просто пройти мимо и ничего не предпринять. Как я уже сказал, Вэйн – мой друг. А твой братец – его друг. И к прискорбию своему я знаю, что друг весьма близкий. К тому же я хотел сделать тебе приятное. Подарить что-то на память о нашем знакомстве, какую-нибудь ни к чему не обязывающую безделушку. Твой брат вполне годится на роль такой безделушки, как ты считаешь?
Он говорит и говорит, обволакивая словами будто паутиной.
Он намного моложе фон Ронсенберга. Но лиса уже с рождения является лисой.
Ему так трудно доверять.
Не в деловых вопросах, в делах Бальфир еще ни разу не подводил его.

Но поверить в то, что его влечет не только деловой интерес, - вот что по-настоящему трудно.

- Ну, так что? – говорит Бальфир, - Ты летишь?
- Конечно. Ноа мой брат. Кто бы и что ни думал, я беспокоюсь за него.
- Ну, что ж. Вперед, друг мой, - Бальфир, как всегда, чуть насмешлив, а впрочем, довольно сердечен, - Поедем выручать твое альтер-эго.

У них за спиной официант вытирает со столика пролитый кофе. Ветер путается в листве, и запах жареных каштанов дразнит, отчего-то пробираясь прямо в сердце.